200 лет назад произошло самое известное в истории России наводнение — вышедшая из берегов Нева затопила Санкт-Петербург. Жертвами потопа стали сотни человек, тысячи голов скота, ущерб составил до 20 млн рублей. Воспевший бедствие в поэме «Медный всадник» Александр Пушкин поначалу с сарказмом встретил новости о потопе, но потом был поражен масштабами разрушений. Как на самом деле был затоплен Петербург, как гибли люди и как спасали несчастных петербуржцев — в материале «Газеты.Ru».
«Улицы представляли уже быстрые реки»
От наводнений Санкт-Петербург страдал с момента своего основания в 1703 году. «Третьего дни ветром вест-зюйд-вест такую воду нагнало, какой, сказывают, не бывало», — писал Петр Великий своему сподвижнику Александру Меншикову в 1708 году. Случалось, что вода поднималась выше ординара — нормального многолетнего уровня — на пару метров.
В конце осени 1824 года ординар был превышен на 4,2 м. До сих пор в северной столице можно найти памятные таблички, на которых отмечен уровень воды в те роковые часы. «Ноября 7-го (19-го по новому стилю) дня», — гласят надписи на табличках.
Весь день 6 ноября лил дождь, дул сильный юго-западный ветер. Вода в реках и каналах Петербурга «воздымалась ужасными порывами до самых берегов».
Однако, как отмечал в «Описании Наводнения в С.-Петербурге и окрестностях оного» 1826 года Самуил Аллер, большинство петербуржцев «как юные воины на поле брани, не испытав еще опасности» были спокойны и просто наблюдали за разгулявшейся стихией. К тому же к вечеру ветер стал утихать.
На башне Адмиралтейства продолжали гореть фонари, обозначавшие чрезвычайное положение. «Пушечные выстрелы были слышны неоднократно в протяжении ночи».
Седьмого числа «ветр сильно начал увеличиваться» и к 10 часам утра уже превратился в бурю, рвавшую крыши с домов и деревья из земли — с корнями. Более того, буря «обратила течение самой Невы в противную сторону». К полудню две трети столицы были затоплены, лишь Литейная и Московская части были «непоняты (не тронуты. — «Газета.Ru») водою».
Уровень воды рос до трех часов дня. Вода била из решеток подземных труб фонтанами, и в какой-то момент она хлынула на улицы, заливая экипажи и затопляя подвалы и первые этажи домов, ломая заборы и разрушая мостки и крыльца, снося фонари и выбивая стекла, перила и ограды.
«Тогда всеобщее смятение и ужас объяли жителей. Никто не знал, за что взяться, ибо редкий находился там, где ему надлежало быть. В полдень улицы представляли уже быстрые реки, по коим носились барки, гальоты (галиоты — парусные суда), гауптвахты, будки, крыши с домов, дрова, всякий хлам, трупы домашнего скота и проч.», — говорилось в описании наводнения Аллера.
Среди грохота бури слышались отовсюду «крик отчаянных людей, ржание коней, мычание коров и вой собак».
Водовороты, грабежи и пароход
Очевидец наводнения, сын петербургского коменданта Александр Павлович Башуцкий, так описывал ужасное «зрелище уничтожения и гибели».
На Дворцовой площади, отмечал он, под почти черным небом вертелась в огромном водовороте темная вода. В небе вихрь крутил листы кровли, сорванные со здания Главного штаба — «буря играла ими как пухом».
«Люди, застигнутые водою, лезли в окна, на фонари, цеплялись за карнизы и балконы домов, прятались на вершинах деревьев, посаженных вокруг бульвара, садились на империалы карет. На Неве плыли товары в тюках… По улицам Адмиралтейской части плавали могильные кресты, занесенные с кладбища».
Царь Александр I повелел генералу Бенкендорфу, будущему главе Третьего отделения, а тогда — командиру 1-й Кирасирской дивизии, бывшему в день наводнения дежурным, послать катер Гвардейского экипажа, дежуривший у Зимнего дворца, на помощь людям, которых ветер и волны уносили по Неве.
«Генерал сей, внемля гласу усердия и неустрашимости… сам перешел чрез набережную, где вода доходила ему до плеч, сел не без труда в катер, которым командовал мичман Гвардейского экипажа Беляев, и на опаснейшем плавании, продолжавшемся до трех часов ночи, имел счастие спасти многих людей от явной смерти».
К слову, через пару дней после наводнения Бенкендорф стал временным военным губернатором Васильевского острова — видимо, ввиду начавшихся грабежей и необходимости наведения жесткого порядка в районе.
Гвардейский гренадер, чье имя история не сохранила, спас ребенка, который плавал на столе в затопленном доме. Он пренебрег приказом доставить донесение, прыгнул в окно и спас ребенка, посадив на свою голову, сбросив высокую шапку-кивер.
Самуил Аллер пишет, что вскоре люди начали передвигаться по улицам на шлюпках, лодках, катерах и даже плотах, сколоченных из обломков и деревянных досок. Пытавшиеся спасать других людей сами становились «жертвою своего предприятия» — плот переворачивался под весом искавших спасения.
Сотни или тысячи жертв
Описавший потоп в поэме «Медный всадник» Александр Пушкин не был очевидцем наводнения. В то время он находился в ссылке в Михайловском Псковской губернии. Слухи о наводнении дошли до него лишь через пару недель.
«Что это у вас? Потоп! Ничто проклятому Петербургу! Voila unе bеllе оссаsion a vos dаmes dе fairе bidet (вот замечательная оказия вашим дамам подмыться) Что погреба? признаюсь, и по них сердце болит. Не найдется ли между вами Ноя, для насаждения винограда? На святой Руси не шутка ходить нагишом, а хамы смеются», — писал поэт своему брату Льву, припоминая библейскую притчу о Всемирном потопе.
Впрочем, еще через пару недель Пушкин осознал, что стихийное бедствие разразилось нешуточное. Он писал брату Левушке, что «потоп с ума нейдет, он вовсе не так забавен, как с первого взгляда кажется». Поэт также попросил брата, чтобы тот при желании помог кому-то из пострадавших, делал это из гонорара за «Евгения Онегина». Однако без какой-либо публичности.
Хотя наводнение 1824 года продолжалось всего несколько часов, ущерб городу был причинен колоссальный. Масштабы убытков оценивались в размере от 15 до 20 млн рублей.Для сравнения, живая корова в ту эпоху стоила пять рублей, мальчик-крепостной мог стоить 10 рублей. Гонорар Пушкина за «Онегина» составил 12 тыс. рублей ассигнациями.
Точное количество погибших в результате потопа установить не удалось — по разным оценкам, жертвами наводнения стали от 400 до 4000 человек; множество жителей Петербурга оказались пропавшими без вести. Тела многих вода унесла в Финский залив.
Подтоплено было все жилье и склады на нижних этажах. Потери «в торговом и хозяйственном отношении» были «несметны — на одной только Бирже убыло до 300 тыс. пудов сахару, соли не менее сего, а хлебного вина более, нежели на полмиллиона». К слову, с биржи потом мужики и бабы носили растопленный сахар — патоку — целыми ведрами.
«Виноградные вина в бочках не мало повредились; находившиеся же в закупоренных бутылках нисколько не попортились. Мука в кулях повредилась только по поверхности, во внутрь оных вода не прошла; напротив того крупа и овес, подмоченные, сделались совершенно негодными к сохранению, а впоследствии и к употреблению, так, как и все колониальные товары».
«Улица пред Летним садом, да и самый сад, завалены были дровами, бревнами, досками, деревянными крестами с могил», — отмечал Аллер. Гранитная набережная была повреждена, а в Коломне на сушу выбросило пароход, на котором пассажиры ездили в Кронштадт.
К одному англичанину принесло водою гроб, вырытый из земли, его приятеля, которого он похоронил за два дня до наводнения, писал в книге «Старый Петербург» краевед Михаил Пыляев.
После наводнения начались мародерство и грабежи. Профессор Иван Мартынов вспоминал, как обнаружил в своем затопленном доме «доброго молодца с дубинкою», собиравшего вещи.
«Что ты делаешь?» — спросил он его с негодованием. «Ищу вчерашнего дня!» — мрачно отвечал он, укладывая чужое добро в свой большой мешок».
Сильные наводнения беспокоили город на Неве еще на протяжении века — в 1924 году вода поднялась на три с лишним метра над ординаром, и стихия вновь разрушила Петроград (его тогда как раз переименовали в Ленинград, и старожилы шутили, что это месть Петра Великого за «кражу» имени у города).
В 1979 году в Финском заливе начали строить дамбу для защиты Санкт-Петербурга от наводнений. Завершить строительство удалось лишь в XXI веке. Теперь наводнения городу практически не угрожают. Но вода все равно порой поднимается довольно высоко.
Что думаешь?